Поднять русское слово к свету

Награды и премии

• Ежегодные премии «Литературного обозрения» (1979), «Литературной газеты» (1987), журналов «Смена», «Урал», «Наш Современник» (1992), «Дружба народов» (1998), еженедельника «Литературная Россия» (1997).
• Премия имени Л. Н. Толстого (2000).
• Медаль Пушкина (30 января 2003 года) — за многолетнюю плодотворную деятельность в области культуры и искусства.
• Международный конкурс «Литературной России» (2005).
• Премия администрации Псковской области.
• Премия имени Павла Бажова (2007).
• Горьковская премия (2009).
• «Новая Пушкинская премия» (2010).
• Патриаршая литературная премия (2014).
• Орден Дружбы (17 мая 2016 года) — за большие заслуги в развитии отечественной культуры и искусства, средств массовой информации и многолетнюю плодотворную деятельность.
• Государственная премия Российской Федерации в области литературы и искусства 2019 года (18 июня 2020 года) — за вклад в сохранение и развитие традиций русской литературы.

Флотская библиотека

Расскажите о своей службе во флоте. Сегодня многие молодые люди считают службу в армии даром потраченным временем и стараются от нее уклониться.

Валентин Курбатов: Как не сказать флоту похвальное слово! За четыре года флот научил меня профессии радиотелеграфиста, наборщика корабельной типографии, а в полтора последних года и корабельного библиотекаря, и уж вот тут я почита-а-ал! Прежде всего, жарко тогда обсуждаемых экзистенциалистов, камюсовскую «Чуму» и сартровскую «Тошноту». Но они еще не издавались у нас, и пришлось выучиться польскому и купить эти книжки в Мурманске, где был магазин с «чужими» книгами, потому что порт был международный. «Тошнота» научила меня в подражание герою писать дневник. А уж камюсовский «Миф о Сизифе» и вовсе вооружил — имей мужество катить камень вверх, зная, что он тотчас скатится с вершины и надо будет начинать сначала и без отчаяния, потому что это и есть жизнь. Как было после этого не служить?

Экзистенциалисты талдычили о Марселе Прусте, о его «утраченном времени», как о предшественнике. И — вот чудо! В «моей» библиотеке, наверно, из-за предисловий Луначарского, было целых две книжки — «В сторону Свана» и «Под сенью девушек в цвету». Пусть простит меня Северный флот — я при демобилизации утащил их с собой. Теперь бы снять их «на карточку», но в житейских скитаниях я давно растерял прежде любимые книги.

С чего начинается критик

Вопрос, который меня лично глубоко интересует. Как становятся критиками? Вы родились в Куйбышевской области в семье путевых рабочих. В молодости сменили несколько профессий: столяр, грузчик, типографский наборщик. Служили во флоте. Что вас привело в литературу? Родители, школа? Первые книги?

Валентин Курбатов: Ведь и правда была же, наверное, первая книжка и с чего-то же я начинался как читатель, раз дочитался до литературного критика? И вспомнил! Выучился читать рано, по псалтыри — единственной книге раскулаченного дедушки, в землянке, где мы жили с мамой и братом до 1946 года. Так что в школе потом сначала растерялся перед букварем без «еров» и «ятей». Ну и читал потом в школе в деревне и уже на Урале в Чусовом, куда мы с 1947 года переехали к отцу. Вот первая-то книжка, как именно книжка, как «чтение», вспомнилась сейчас случайно. Она называлась «Далеко ли до Сайгатки». Наверно, это было классе в пятом, а то и шестом, когда я рискнул записаться в городскую библиотеку. Помню только обложку, на которой по проселочной дороге шла девочка с каким-то предметом под мышкой. Поди именно из-за девочки и взял. Ни содержания, ни автора не помню. Только ощущение света и счастья от чтения. Сейчас вот заглянул в интернет и сразу увидел эту обложку и узнал автора — Антонина Перфильева. Прочитал первые страницы и тотчас вспомнил то ощущение счастья.

Потом были гайдаровские «РВС» и «Голубая чашка» и «Чук и Гек» — такие же чистые и сразу свои. И опять об этом не думалось, а просто жилось в одно сердце. Как там у Тани Лариной «Пришла пора — она влюбилась». Вот и тут все книги словно только меня и дожидались. И волновала сердце горьковская «Мальва», и счастливо ужасала тургеневская «Клара Милич».

Карьера

После завершения учебы в столице России Александр Вячеславович вернулся в Ставрополье и 5 лет отработал хирургом в краевой клинике. С 2005 года началась политико-административная карьера уроженца Нефтекумска. Вначале Курбатов работал заместителем министра труда и соцзащиты Ставропольского края, затем — заместителем главы города Ставрополя.

Политик Александр Курбатов

Вступив на административную стезю, сын врачей дополнил медицинское образование управленческим — окончил факультет экономики и менеджмента Белгородского государственного технологического университета имени Владимира Шухова. Помогло карьере Курбатова и вступление в партию «Единая Россия».

В 2014–2015 годах Александр Вячеславович возглавлял Ставропольское региональное отделение Фонда социального страхования РФ, а в конце 2015 года стал главой Кисловодска. Возглавив администрацию города-курорта, профессиональный медик приложил много усилий для превращения Кисловодска в место, удобное как для жителей, так и для отдыхающих, в том числе для развития молодежных видов спорта.

Книги

Автор предисловий к собраниям сочинений В. Астафьева, В. Распутина, к сочинениям Ю. Нагибина, Б. Окуджавы, В. Личутина, К. Воробьёва, Ал. Алтаева. Подготовил публикацию дневников и писем Ивана Афанасьевича Васильева.

Автор следующих книг:

• Виктор Астафьев: Литературный портрет. — Новосибирск: Западно-Сибирское кн. изд-во, 1977.
• Агин А. А. — М.: Художник РСФСР, 1979.
• Миг и вечность: Размышления о творчестве В. Астафьева. — Красноярск: Кн. изд-во, 1983.
• Михаил Пришвин: Жизнеописание идеи. — М.: Советский писатель,1986.
• Евгений Широков: Портрет на фоне портрета. — Пермь: Кн. изд-во, 1987.
• Хранители памяти. — М.: Роман-газета для юношества, 1992.
• Валентин Распутин: Личность и творчество. — М.: Советский писатель, 1992.
• Домовой: Семён Степанович Гейченко: письма и рассказы. — Псков: Курсив, 1996.
• Юрий Селиверстов: судьба мысли и мысль судьбы. — Псков: Отчина, 1998.
• Перед вечером, или Жизнь на полях. — Псков, 2003.
• Крест бесконечный (переписка с В. П. Астафьевым.) — Иркутск: «Издатель Сапронов», 2003.
• Уходящие острова (переписка с А. М. Борщаговским) — Иркутск: «Издатель Сапронов», 2005.
• Подорожник. — Иркутск: «Издатель Сапронов», 2006.
• Наше небесное Отечество. — Иркутск: «Издатель Сапронов», 2007.
• Долги наши. — Иркутск: «Издатель Сапронов», 2007.
• Нечаянный портрет. — Иркутск: «Издатель Сапронов», 2009.
• Турция. Записки русского путешественника. — Санкт-Петербург: Амфора, 2009
• Батюшки мои («Вниду в дом Твой»). — Псков: ГП Псковской области «Дом печати», 2013
• Пушкин на каждый день. — Псков: ГППО Псковская областная типография, 2014
• Дневник. — Москва: «Красный пароход», 2019.

Детство и юность

Будущий политик родился 6 мая 1970 года в самом восточном городе Ставрополья Нефтекумске в семье медиков. Александр — третий сын хирурга Вячеслава Александровича Курбатова и его жены, акушера-гинеколога Тамилы Михайловны. За 3 месяца до рождения Саши его отца назначили главврачом Центральной больницы Нефтекумского района. С 1974 по 1977 год родители будущего чиновника работали в Сомали.

Глава города Кисловодска Александр Курбатов

Александр — единственный из братьев Курбатовых, решивший пойти по родительским стопам и связать биографию с медициной. Старший сын Вячеслава Александровича и Тамилы Михайловны Игорь был военным прокурором, средний, Михаил, — вице-президентом ОАО «Московский индустриальный банк».

Хорошая учеба в школе позволила Саше после получения аттестата зрелости поступить в краевой медицинский институт — сейчас это Ставропольский государственный медицинский университет. Затем Курбатов продолжил образование в ординатуре Российского государственного медицинского университета, с 2010 года — РНИМУ имени Николая Пирогова.

О работе критиком

«Не знаю, почему, я всё время стеснялся, когда меня представляли „критиком“. Все казалось, что занят чем-то другим, менее прикладным и сиюминутным. Ну, а теперь перечитал эти несколько статей и вижу, что „диагноз“ был верен. Как все критики я не доверял слову, рождённому одним чувством, одной интуицией, и потому не был поэтом. Как все критики, я не доверял чистой мысли, жалея приносить ей в жертву сопротивляющееся сердце, и потому не был философом. Как все критики, я торопился договорить предложения до точки, не оставляя ничего на догадку и сердечное сотворчество читателей, и потому не был прозаиком…»

Александр Курбатов сейчас

В первой половине дня 12 июня 2021 года мэр Кисловодска выложил в инстаграм-аккаунте репортажные снимки с городского празднования Дня России. После обеда градоначальник решил прокатиться на электросамокате, но, к несчастью, не облачился в защитную экипировку.

В 7 часов вечера Александра Вячеславовича, без сознания лежавшего в луже крови на асфальте недалеко от одного из кисловодских санаториев, обнаружил велосипедист. Рядом с местом падения мэра валялся электросамокат, спидометр которого застрял на отметке 57 км/ч. Вызванные велосипедистом медики диагностировали у Курбатова черепно-мозговую травму, ушиб и частичную контузию головного мозга, перелом ребер, ушибы легких и колена.

Кадры с места падения Александра Курбатова

В кисловодской больнице Александру Вячеславовичу сделали операцию и ввели пациента в медикаментозную кому. Затем мэра города-курорта самолетом перевезли в московский госпиталь имени Николая Бурденко.

Среди кисловодчан, комментировавших в соцсетях несчастье с Курбатовым, нашлись любители черного юмора, пошутившие, что асфальт отомстил чиновнику за невнимание к его ремонту. Но большинство комментаторов пожелали Александру Вячеславовичу скорейшего выздоровления

И примкнувший к ним Шепилов

Вы помните «оттепель»? Что для вас значило это время?

Валентин Курбатов: Что было «оттепельного» для меня, когда я съежился, увидев в «Правде» эти слова о «культе». Не сам, поди, а по чьим-то взрослым разговорам. Телевидения не было (я впервые увидел его на флоте), радио помалкивало (потом я узнаю, что доклад-то Хрущева и был напечатан лишь в 1989 году). В день смерти Сталина я вернулся из школы (уроки отменили) и, зарывшись в старые пальто и плащи на вешалке в коридоре, плакал от ужаса, потому что из-под двери холодом по ногам вытекала траурная музыка…

Потом потихоньку все стало заживать, и уже застревали в памяти частушки «Берия, Берия вышел из доверия, а товарищ Маленков надавал ему пинков». Но время как будто как жило, так и жило (у подростков другое летосчисление). Беспокойно было только оттого, что прошла, как мы слышали, амнистия и, видно, первыми из тюрем выпустили уголовников (с политическими-то еще разбирайся!), и только и было слышно в очередях — там зарезали, там ограбили. Ну, да ведь и край-то родной, уральский, в лагерях да тюрьмах, и они тогда как-то естественны.

Наверно, «оттепель» была оттепелью для Ильи Эренбурга, пустившего это слово в оборот, и для тех, кто знал «холод» времени. А в моем малом окружении ни слова о «врагах народа» и «черных воронках». Жили как жили. Лазили с ребятами на крышу Дома молодых специалистов на Ленина (очень было удобно) высматривать первый спутник (радио извещало, в какой час над каким районом страны он будет пролетать), конечно, казалось, что видели: «Вон! Вон!» Радовались полету Гагарина. Я в то время был наборщиком крейсерской типографии и складывал буковка в буковке (набор был ручной) какое-то очередное сообщение о новых успехах нашего корабля, когда радио голосом Левитана известило, что в космосе первый советский человек. Верстатка сама вылетела из рук, буквы брызнули врассыпную. Я метнулся на верхнюю палубу. Там уже растерянно метались другие ребята, не зная, куда деть энтузиазм: корабль шел к Новой Земле, и кругом было одно море, хоть искричись!

А читать — читали бондаревскую «Тишину», еще не зная, что она — «оттепель», аксеновские «Апельсины из Марокко», солженицынский «Один день…» — разные, как сама «оттепель». Это потом мы узнали, что жили при тирании, с зажатым ртом и еще при «наследниках Сталина», которые никак не хотели угомониться

И я вот отважно читал этих «Наследников» с флотской сцены, заслоняясь вырезкой из «Правды»

С этими «наследниками» только улыбнуться. Товарищ Маленков ведь «надавал пинков» не одному Берии, но после ХХ съезда только и было слышно, что Молотов, Каганович, Ворошилов собираются «сбросить Хрущева». А «примкнувший к ним Шепилов», как потом его будут звать во всех партийных документах, даже блеснул образностью (не зря ведь окончил до войны Институт красной профессуры), сказав, что Хрущев «надел валенки Сталина и начал в них «топать». Кто помнит Никиту Сергеевича, знают, что «топать» он действительно умел. Скоро группу назвали «антипартийной» и разогнали. Пройдет много лет. Однажды я буду вести вечер Виктора Петровича Астафьева в Ленинке. И по окончании ко мне подойдет породистый человек, попросит познакомить с Астафьевым и представится: «Дмитрий Трофимович». А я отзовусь: «Валентин Яковлевич». Он продолжит: «Шепилов». А я добавлю: «Курбатов». Видя мое неразумие, он расшифрует: «Примкнувший к ним». Оба улыбнемся, и я поведу его знакомить с Виктором Петровичем. Об этом я писал в своей книжке «Подорожник» и тут повторю только, что, когда я протянул ему уже заведенную тогда книжку автографов и отвел ему чистую страницу, он улыбнулся: «Нет, уж я в своем жанре», — и подписался прямо под автографом Виктора Петровича. «Примкнул».

«Не о тебе, Валя, а о культуре в целом»

— Я очень рад, что «вечера» становятся традицией, потому что задумывались они как разовое мероприятие, — вспоминает Валентин Курбатов. — Всё началось, когда Валентину Распутину исполнялось 70 лет и он упорно отказывался свой юбилей праздновать. И меня принудили пойти к нему, чтобы заставить. Именно меня, потому что за год до этого на первом Вампиловском фестивале Валентин Григорьевич выдал меня за известного театрального критика. Тогда я надул щёки, выпятил пузо и притворился известным таковым. И вот еду я к Распутину и размышляю: «Как всё придумать? Как его заставить? Заставить-то нельзя». Но, по счастью, в этот год столько же лет исполнялось и Вампилову, и я предложил: «Давай назовём встречу «Этим летом в Иркутске», по аналогии с названием вампиловской пьесы, пригласим литераторов, музейщиков и поговорим не о тебе, Валя, а о русской культуре в целом». Получилось, но мы думали, что на этом всё и кончится.

«Оставляю себе сроки для творчества»

Интервью с Валентином Распутиным

Дарья Галеева, «АиФ-Иркутск»:- Но не кончилось. Наоборот, с каждым годом интерес у иркутян к этому литературному событию только растёт. В чём, по вашему мнению, секрет «вечеров»?

Досье:

Валентин Курбатов родился 29 сентября 1939 г. в Ульяновской области. Окончил факультет киноведения ВГИКа. Член Академии российской словесности и Международного объединения кинематографистов, Президентского Совета по культуре, член жюри премии «Ясная Поляна». Живёт в Пскове.

Валентин Курбатов: — Когда мы в первый раз вышли на сцену, то увидели перед собой зал, беспомощный в том 2007-м, как и сейчас, перед всеми вызовами мира, собственной и чужой политикой. И мы стали такими же беззащитными, как и сидящие перед нами: попробовали не показывать из себя великих ораторов, риторов, больших специалистов в области культуры, литературы и политики, а оказались просто людьми. И получилось, что вот это и востребовано.

Когда говоришь об иркутских «вечерах» в других городах, там все удивляются: «Ну как это? У нас никогда не собрать столько людей на такой встрече». Не собрать, потому что в этих городах никогда не было Валентина Распутина. Он дал тот мощный камертон, когда перед ним казалось стыдным не быть литератором, не слышать русского слова. В нём всегда была такая воля и власть, хотя он безмолвствовал — ни разу не выступил на вечерах. Сидел себе тихонечко, но его сидения нам было достаточно, чтобы собраться и быть в предельном напряжении.

Теперь нам будет сложно: ушёл камертон Распутин. К сожалению, сейчас из русской жизни уходит то коренное, земное, мощное, плодоносное, что было всегда, что землёю жило. Мы уже давно не пишем жизни деревенской, городской, мы пишем культуру. Теперь литература стала тоньше, изящнее, а язык — ироническим к человеку, даже брезгливым к нему.

Фото: Иркутский драматический театр им. Охлопкова

Статья по теме

Белые пятна на литературной карте. Книжный блогер о дефиците авторов

Главное оружие во всех войнах

— И как исправить эту ситуацию? Как вернуть в страну нормальный русский язык?

— Вернуть русский язык можно только возвращением русского сознания домой. Пока мы только по дороге домой. Нетвёрдость души — нетвёрдость написания слова. Сейчас уходит что-то сильное, почвенное, как уходит земля, затапливаемая Богучанской ГЭС. Только здесь тонут не гектары земли, а наш язык.

Помните, Ахматова писала такую клятву в 1941-м: «Но мы сохраним тебя русская речь, великое русское слово». Она понимала, что это слово — главное наше оружие во всех войнах. Сегодня устоять против санкций и всех вызовов мира мы можем не экономическим сопротивлением, а единством духа, единством слова. Проблема не просто в грамматике, в том, что наши дети не очень ловки в написании, проблема  в духовном непорядке внутри нас, почему об этом так болезненно говорится. Это проблема национальной безопасности. И нужно сказать спасибо Бараку Обаме и Ангеле Меркель за то, что они своими санкциями загоняют нас обратно в русское пространство.

Без книги – назад на пальму

В России портится читательский вкус

— И Год литературы тоже «загоняет» обратно? Можно ли заставить людей читать и любить слово принудительно? Могут ли здесь помочь иркутские встречи?

Статья по теме

Уроки чтения. Почему литература в школе – скучный предмет?

Давайте в меру сил продолжим делать то, что делаем, — с любовью и бережностью зала к тем, кто выходит на сцену и с такими же чувствами к зрителям от тех, кто выступает, чтобы та связь, которая наладилась здесь, может быть — впервые в России, так и держалась. Тогда мы выберемся из всех переделок мира.

Из «Дневника»

Запись 1996 года (об Астафьеве)

Самое-то тяжелое, что подошла старость, что надо «манатки» свои художественные собирать, а смысл-то и не открывается. Зачем живет человек? Зачем рождается? Неужели только для смерти? А дети далеко и умерли, а внуки не продолжают дело и не цепляются за прочное духовное знание деда. Завещание надо писать, так ведь это только про имущество — а надо бы отойти в мире, знать, что за землю и мысль оставляешь. Покоя нет. Стержня нет. Народ держит, бабушка держит, но уж насилу держит, додерживает. Как он будет войну дописывать, на чем устоит? К старообрядцам хочет. Чует, что там сила и правда, но, боюсь, своей церкви не пройдя, ту не поймешь, народ к ней не прицепишь.

26 сентября 2006 года

Все меньше различаю искусство — неискусство. Все слипается в ровной срединности. Один получше, другой похуже, но кажется, могут в другой час поменяться местами, потому что оттенки зависят только от твоего душевного состояния: сегодня повеселее, завтра погрустнее. Мощное дыхание ушло, а на уровне комнатного существования все одинаково. Один погромче, другой потише. Но все комната.

8 января 2011 года

Слушаю Анну Герман. Все знаю, а слушаю как впервые. Потрясение сердца. Что это было? Только сейчас я понимаю Конецкого, который говорит радисту, уставшему в море слушать в рубке одну и ту же Герман, которую просит поставить Конецкий, и смеющемуся над В.В., что она выше его на голову и у нее обувь 43-го размера: «Дурак, я бы пешком прошел по водам, если бы она еще была жива, чтобы поцеловать край ее платья». Вот и я бы сейчас на коленях пришел. Чтобы так петь, надо так жить. Неужели было время, когда можно было так петь? Куда все делось? И как жить, зная, что этого уже не будет?

28 января 2016 года

Вот я прожил 76 лет. И что понял в жизни, в людях? Какие мог бы прошептать сыновьям слова, чтобы они держали их в памяти и нет-нет вспоминали и говорили: как был прав наш старик! Ни-че-го!.. И не от трусости, а оттого, что всегда был дитем уличного контекста (какое бы ни стояло время) и только подтвержал «правду» этого контекста. Всю жизнь кивал. И так особенно было смешно, что кивал «независимо» в своей нарядной стилистике, так что будто бы был свободен и даже временами «смел».

28 января 2017 года

Сокуров «умоляет» президента спасти украинского оператора Сенцова: «милосердие выше справедливости». Миронов (во время вручения ему премии) всовывает президенту письмо с просьбой отвести обвинение от Серебренникова, спасти «свободу творчества»: Оба (Сокуров — Миронов) презирают империю, и оба валятся государю в ноги, как несчастные подданные под колеса кареты императора с «просьбишкой»:

29 мая 2018 года

Словно впервые увидел: длинноногие соседки выводят длинноногих дочек на прогулку на новеньких самокатах. За ними бегут маленькие собачки с бантиками на макушке. Счастливая самодостаточная жизнь. Сейчас подойдут к своему лексусу, бросят самокат в багажник, откроют дверцу собачке и дочке. И покатят в супермаркет подкупать на вечер йогуртов и мюслей. Чего тебе от них надо? Какого народа ты ищешь? Они и есть народ, и жизнь, и будущее. А тебе пора вон. Не на покой, а именно вон, чтобы не отнимал воздух и счастье своим брюзжанием и поиском каких-то идей, кроме всеобще потребных сегодня инноваций и инвестиций.

1 декабря 2018 года

Шекспир, сказавший «весь мир — театр, и люди в нем актеры», знал, что говорил. И потрясенный Арсений Тарковский почти испуганно смолкал, открывая, что «:когда мы умираем, оказывается, что ни полслова не написали о себе самих, и то, что прежде нам казалось нами, идет по кругу спокойно, отчужденно, вне сравнений, и нас уже в себе не заключает».

Вот почему, наверное, каждый писатель на склоне лет, иногда с опаской заглядывая в свои книги (как там все с твоего нынешнего, всегда, кажется, более умудренного порога?), с благодарным изумлением открывает, что все, что казалось только своим, личным, «нас уже в себе не заключает», а живет само. А ты был только «голосом из хора» и этим «хором» и был жив.

Комментарий

Евгений Водолазкин, доктор филологических наук, писатель, литературовед, автор текста Тотального диктанта — 2015, участник литературных вечеров- 2014 и 2015.

— Иркутск для меня теперь светоч в отношении к литературе. Куда бы я ни приехал — сравниваю с Иркутском. И вы знаете, ни Москва, ни Петербург не выдерживают сравнения. В столицах, когда литератор выступает, его кто-то слушает, кто-то — нет, некоторые молчат, некоторые — разговаривают, и чувствуешь себя… зубочисткой.

На свете есть две точки, где такое же число интересующихся людей и такое же количество хороших умных вопросов. Первое — город у Байкала, второе находится в Италии, под Венецией — маленький городок Порденоне. Эти места совершенно удивительны тем, что люди сотнями идут даже на незнакомых писателей.

Евгений Евтушенко

Самым громким поэтом «оттепели» был Евгений Евтушенко. Мне довелось познакомиться с ним лишь незадолго до его кончины. Две вещи меня в нем поражали: его необычная манера одеваться и невероятная любовь к поэзии. Не только к своим, но и к чужим стихам, которые он знал наизусть «километрами». А каким он был в молодости?

Валентин Курбатов: С Евгением Александровичем мы увиделись однажды у поэтессы Татьяны Михайловны Глушковой, к которой я заглядывал во всякий приезд. Таня тогда чуть смутилась: «Прости, сейчас будет явление. Не удивляйся!» И действительно скоро явился в ослепительном импортном пиджаке (впрочем, он других никогда не носил). Узнав, что я из Пскова, немедленно передал привет Всеволоду Петровичу Смирнову, нашему великому кузнецу и реставратору, к которому он приезжал с Белкой (Беллой Ахмадулиной). И тут же пригласил меня разделить их с Таней обед. Я бессовестно согласился. Во дворе рассеянно оглянулся: «На чем, бишь, я приехал?»  Мы нашли его черную «Волгу», он небрежно сунул ногой под педаль газа рассыпанные по полу червонцы и четвертные («Насорил тут…»), и мы тронулись.

По дороге он завернул в «Березку» (кто знает — поймет!). Купил там копченого угря и кока-колу (вот, значит, когда я попробовал этот «буржуазный» напиток, — осенью 1974 года!). В «Арагви» он пропустил вперед Таню. За нею меня. Опытный швейцар, еще не видя Евгения Александровича, немедленно выставил меня вон — такие лица в «Арагви» не носили. Евгений Александрович подхватил меня, и мы вошли вместе. Тот же швейцар бережно снял с меня плащик и извинительно улыбнулся.

Явился метрдотель: «Евгений Александрович, вам с друзьями будет удобно в нашем маленьком зале». — «Мне бы, признаться, было милее вот здесь, с моими читателями», — сказал Е. А., обводя взглядом большой зал: узнаЮт ли? Видно было — узнавали…

И я не мог наглядеться и наслушаться: «Когда году в 64-м в «Новом мире» вышла подборка Анны Андреевны Ахматовой после долгого перерыва, я позвонил ей: «Анна Андреевна, какое счастье и какой урок нашей поэзии!» Она резко оборвала меня: «Как вы среди литавр и барабанов вашей славы расслушали голос безумной старухи. Полноте! Не утруждайтесь!» И бросила трубку. Как старуха ненавидела меня!»

А через несколько глотков читает свою «Станцию Зима», и как читает! «Евгений Александрович, — говорю я, — можно не вставать, звук летит выше головы». — «А вы обернитесь». Он сидел лицом к малому залу, а мы с Таней спиной. Я обернулся. Зал уже был полон. И, значит, он уже читал это для них.

Встреча с Астафьевым

За два года до того, как вы переехали в поселок Чусовой, туда же после демобилизации с фронта приехал Виктор Петрович Астафьев. Впоследствии вас свяжет с ним крепкая дружба. Но тогда вы были еще школьником. Вы знали, что в Чусовом живет такой писатель?

Валентин Курбатов: Официально писатель в Чусовом был один — Иван Реутов. Я знал это по газете «Чусовской рабочий», где нет-нет и печатались его рассказы и стояло «писатель», что заставляло читать уважительнее, хотя ничего из прочитанного у него не помню. И самого «писателя» не видел, и проверить «впечатление» не мог.

Но однажды в школе нас собрали на встречу с Виктором Астафьевым. Только засмеяться. Вот как писал об этой нашей «встрече» сам Виктор Петрович, когда мне уж было шестьдесят. «Он был учащимся старших классов чусовской школы № 9, когда я уже стал ходить «в писателях» (улыбнусь в скобках, потом он всегда ставил ударение иронически «в писателЯх». — В. К). Однажды я выступал в этой девятой школе. Стол на сцене, покрытый красной скатертью-материей, цветы в вазочке, пионеры салютуют, приветствуя писателя, хвалят, и мне это очень даже по сердцу, нравится носить такое редкостное звание… Но что такое? Среди благоговейной тишины и робкого доверительного почтения смешки в задних рядах, шушуканье, гримасы, шевеления и прочие неудовольствия. Это старшеклассники демонстрируют пренебрежение и презрение к местному творцу, уж кто как, но они ведают, что своем отечестве, тем более чумазом, дымом и сажей покрытом городишке, пророка нет и никогда не будет. Среди этих воинствующих в силу их возможностей недоброжелателей, узнал я, впоследствии присутствовал и будущий критик Курбатов».

Впрочем, узнал об этом Виктор Петрович из моей первой книжки о нем, где я вспоминал: «Писателя мы знали, он жил за школой на Партизанской улице и рыбачил с нами на Усьве. На трибуне этот худой мужик был такой же, как на реке. О писателях у нас было другое представление. «Оторваться» было нельзя, выходы были перекрыты учителями — мы сели сзади и спокойно прозубоскалили этот лишний «урок», не услышав из выступления ни слова».

Вот вам и первое «знакомство».

Игра в неграмотность

— Если современные русские писатели не пишут о жизни, тогда о чём и как они пишут?

— В этом году премия «Ясная Поляна» впервые стала международной, и на ней были представлены 40 книг современных иностранных авторов-соискателей — таких великих, как Умберто Эко, лауреатов Пулитцеровской, Гонкуровской, даже Нобелевской премий.

Я их прочитал, а потом кинулся читать нашу литературу и вдруг увидел, что мы давно «переехали» в Европу, у нас страдания те же самые. Например, семейный роман теперь не такой, как «Семья Тибо» или «Сага о Форсайтах», а изорванный, нервный, злой. Когда ты видишь, как у Сартра, что «ад — это другие», а семьи — разорванные, мучительные, страдательные.

Я увидел, что мы, перейдя в европейское пространство, нажили эти же болезни в нашей литературе — она стала иронической, брезгливой, раздражённой. Молодая литература прямо так и декларирует: нам все должны, мы — страдающее поколение. Это решительные молодые ребята, но я не знаю, кто им должен.

Поэт глазами фотографа

Эдгар Брюханенко о поэте Евгении Евтушенко

— А как быть с молодыми людьми, которые только учатся? В прошлом году выпускники школ так ужасно сдали экзамен по своему родному языку, что государство понизило минимальный балл и решило уделять языку больше внимания. Но, несмотря на такие меры, за год мало что поменялось — нынешний экзамен сдали немногим лучше. В чём причина этой проблемы?

Новость по теме

Евгению Евтушенко вручили знак «Почетный гражданин Иркутской области»

— За год изменилось немногое, да и не должно было измениться. Язык — дитя происходящего на улице, поэтому виновато не только вторжение компьютерного пространства. Но и его нельзя сбрасывать со счетов. Мы стали играть в компьютер — играть в неграмотность. Там пишут нарочито неправильно: «ваще» вместо «вообще», «превед», вместо нормального «привет». Впервые читая с экрана, молодое сознание думает, что так и пишется, ребёнок ещё не слышал другого, он ещё своего почерка не знает. Представьте себе, в Швейцарии впервые в мире отменили написание рукою — человек с детского сада начинает с клавиатуры.

А не зная почерка, легко можно обмануться, потому что компьютер подскажет: «Старик, ты ошибся, я тебе вот здесь зелёненьким подчеркну стилистику, а красным — орфографические ошибки», и я, на него уповая, не собираюсь ничего учить. Зачем «дураком надуваться», если он за меня всё сам сделает? Но когда начинаешь писать сам, от руки, попадаешь в ловушку.