Захар прилепин: обитель

Книга 2[ред.]

Артёма и Афанасьева переводят в лисий питомник на Лисий остров под командование Крапина. Это ещё одно блатное местечко лагеря с нетрудной работой. Артём сближается с весёлым, бесшабашным поэтом, неисправимым оптимистом.

После попытки убийства Эйхманиса, власть заменила его на Ногтева — чекиста с дурной славой, садиста. С либеральными порядками в лагере покончено.

Афанасьев проговаривается, что готовится большой побег под руководством старосты лагеря Бурцева — бывшего белогвардейца. Артём не собирается бежать, в отличие от Афанасьева. Он рассказывает герою, что Эйхманис внезапно влюбился в дочь заключённого, срочно женился на ней и отпустил её отца. Приятель предупреждает Артёма, что чекисты подозревают об их романе с Галиной.

На остров приезжает с инспекцией Галя. Герои проводят незабываемую ночь любви.

К герою приезжает на свидание мать, и Галя везёт его в обитель. Артем признаётся ей, что убил своего отца почти случайно, а на суде они с матерью глупо солгали, за что ему и дали большой срок.

В эту же минуту охрана раскрывает заговор Бурцева. Заключённые подвергаются репрессиям, многих убивают. Артём с Захаром закапывают трупы, он только издалека видит мать, их свидание так и не состоится.

Артёма сильно избивают на допросе и помещают в изолятор Секирку. Здесь много подозреваемых в участии в заговоре, каждый день кого-то из них убивают. В изоляторе холодно, заключённые в одном белье, их почти не кормят. Владычка Иоанн учит зеков спасаться от холода ночами, морально поддерживает обессиленных людей молитвами и проповедями. Он говорит Артёму тёплые слова и возлагает на него надежды о спасении его души. Артём чувствует любовь к владычке, как к отцу.

Бывший товарищ Артёма Василий Петрович оказывается белым офицером-садистом, его разоблачают чекисты, сильно мучают, он повреждается рассудком. Герой испытывает к нему неприязнь. Он постоянно думает о Галине и ждёт от неё спасения.

На Секирку приводят Афанасьева, от побоев он заикается и у него нервный тик. Герой ухаживает за другом, и к тому возвращается оптимистический настрой. Вскоре поэта расстреливают, Артём впадает в депрессию, угрожает Василию, ссорится с владычкой. Тот просит героя не растерять в себе добро, благодаря которому он ещё жив, но Артёма захлёстывают отчаяние и ненависть к судьбе.

Расстреливают Василия Петровича, он снится герою в кошмарах. Тревожное, истеричное состояние заключённых Секирки достигает апогея, они устраивают шумный общий молебен, каются и исповедуются даже атеисты. Артём не принимает участие в священнодействии и не верит в помощь Бога. Ночью умирает владычка Иоанн. Обезумевшие зеки избивают Артёма за богохульство.

Галя вызволяет его с Секирки и предупреждает, что им необходимо бежать, потому что на неё донесли. Они уезжают на катере, планируя уйти за границу. От преследующих их неудач и лишений любовники раздражены, ссорятся, и Артём понимает, что после всех злоключений разлюбил Галю. Им приходится возвращаться назад на Соловки.

В лагере их задерживают чекисты. В нём большие перемены. Приехавшие из Москвы следователи проводят широкомасштабную проверку руководства Соловков и обнаруживают многочисленные нарушения и преступления. Арестовывают многих сотрудников лагеря, они сидят в карцерах вместе с заключёнными. Обозлённый Артём издевается над арестованными садистами и убийцами, на его глазах истязавшими зеков и страшно боящимися расстрела. Ошеломлённые бывшие надзиратели опасаются дать отпор впавшему в бешенство герою. В опустевшей после расстрелов камере морально истерзанный герой обращается к Богу; к нему снисходит Ангел и обещает жизнь.

Галя пытается выкрутиться из истории с побегом, представляя это командировкой, но ей не верят и как представителя прошлой администрации осуждают на три года. Артём сильно меняется после всех событий, деградирует и становится безличным человеком без эмоций. Он одиноко существует в переполненном бараке. На импровизированном расстреле он меняется местами с Захаром, чтоб быть расстрелянным вместе с Галей. Расстрел оказывается шуткой начальника лагеря Ногтева.

Книга 2

Эйхманиса сняли. Теперь на его месте Ногтев, уже известный Соловкам своей лютостью. В этот период Артем отсиживается в питомнике для лис.
Там верховодит Крапин. Еще из старых знакомых – Афанасьев. Бурцев, чтобы возвыситься еще больше, хочет инсценировать побег заключенных. Среди них все тот же Афанасьев.

Галя узнает от Артема, как он убил отца: тот был пьян и с другой женщиной. Бурцев схвачен, идут расстрелы, трупы закапывают Артем, Сивцев и Захар. Артем попадает в карцер на Секирку за то, что знал большинство участников заговора. На нарах с ним старые знакомые: Василий Петрович, владыка Иоанн. И даже Афанасьев, вышедший из передряги живым. Но ненадолго: вскоре его расстреляют.

Артема захлестывает ненависть к говорливому Василию Петровичу. Оказывается, тот служил в контрразведке. Но уверяет, что не убивал. Есть почти нечего. И жуткий холод. Периодически приводят новых заключенных. Артем ждет помощи от Гали. Лагерники исповедуются в грехах владыке Иоанну. Артем, кажется, тоже. Но его обуревает отчаяние и безумие, животный страх за свою жизнь.

Галя предлагает ему побег. Они отплывают на катере, переживают бурю, поломку мотора, периоды взаимного отчуждения. Кончается топливо. Они видят лодку с нерусской женщиной и ее умирающим мужем на борту. Галя рассчитывает в Кеми сесть на поезд. Артему уже все равно. Чекисты находят их. Хладнокровная Галя выдает женщину с мужем за пойманных шпионов.

Выясняется, что на Соловках работает комиссия, выявившая множество злоупотреблений. Идут аресты. Артем ждет решения своей участи. Его соседей то и дело выводят на расстрел. В итоге ему добавляют 3 года, осуждена и Галя. За неявку Троянского в срок Ногтев обещает расстрелять в роте каждого десятого. Выводят десятую Галю. Артем меняется местами с Захаром – и его, десятого, выводят тоже. Но это всего лишь «шутка» Ногтева. Все идут работать.

Обитель — читать онлайн ознакомительный отрывок

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Обитель», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Шрифт:

Интервал:

Закладка:

Сделать

— Черника, — ответил Артём, — соловецкий виноград.

— Ягода, душа моя, — умилялся отец Зиновий. — А я такую не нахожу, — добавил он, быстро пожёвывая впалым ртом, как будто ягода во рту у него и должна расти.

— Ищи, где посуше, батюшка, — посоветовал Артём. — В травке. А то ты всё по болоту.

— А мне на оленьем мху — мягонько, — засмеялся отец Зиновий. — Нары все кости обточили, хилый стал, ссохся. Меня можно воткнуть в землю, буду показывать, куда ветер собрался.

Для сбора черники предприимчивый Артём приспособил гребёнку с крупными зубьями, а сама гребёнка — на ковше.

Причёсываешь травку — а собираешь ягоду.

Потом сбор ссыпаешь на широкую доску, крытую грубым мешком. Сорная трава остаётся, а ягода скатывается, куда положено: всё выходит по-людски.

Делал всё это по окончании работы, у прямой дороги на обитель: в роте с ягодой не повозишься.

Издалека монастырь был похож на корзину. Из корзины торчали головастые, кое-где подъеденные червём грибы.

Ногтев шёл пешком, наверное из Филипповой пустыни, в сопровождении свиты — чекистов и гостей. Средь взрослых затесался один малолетка, из беспризорных — розовый, умытый, наодеколоненный, только что бескозырки ему не хватало.

Все были веселы и, посмеиваясь, смотрели на ягодников, как на лесных жителей, вышедших к людям.

— Угоститесь ягодой, гражданин начальник! — предложил Артём, мягко, как бы по-стариковски поддаваясь общему веселью.

Начлагеря машинально взял ягоду, покатал в ладони и смял пальцами.

Невидимая птица качнула колючую ветку.

После лесных хождений всякий раз становилось так много неба, что простор делал человека оглохшим.

Скоро раздастся звон колокола, и все живые поспешат за вечерний стол, а мёртвые присмотрят за ними.

Человек тёмен и страшен, но мир человечен и тёпел.

Copyright

Захар Прилепин

ООО «Издательство АСТ»

Редакция Елены Шубиной

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Сноски

1

— Сегодня холодно.

— Холодно и сыро.

— Это не погода, а лихорадка.

— Не погода, а чума (фр.).

2

— В труде спасаемся? (фр.)

3

— Именно так! (фр.)

Шрифт:

Интервал:

Закладка:

Сделать

Захар Прилепин. Обитель

От автора

Говорили, что в молодости прадед был шумливый и злой. В наших краях есть хорошее слово, определяющее такой характер: взгальный.

До самой старости у него имелась странность: если мимо нашего дома шла отбившаяся от стада корова с колокольцем на шее, прадед иной раз мог забыть любое дело и резво отправиться на улицу, схватив второпях что попало — свой кривой посох из рябиновой палки, сапог, старый чугунок. С порога, ужасно ругаясь, бросал вослед корове вещь, оказавшуюся в его кривых пальцах. Мог и пробежаться за напуганной скотиной, обещая кары земные и ей, и её хозяевам.

«Бешеный чёрт!» — говорила про него бабушка. Она произносила это как «бешаный чорт!». Непривычное для слуха «а» в первом слове и гулкое «о» во втором завораживали.

«А» было похоже на бесноватый, почти треугольный, будто бы вздёрнутый вверх прадедов глаз, которым он в раздражении таращился, — причём второй глаз был сощурен. Что до «чорта» — то когда прадед кашлял и чихал, он, казалось, произносил это слово: «Ааа… чорт! Ааа… чорт! Чорт! Чорт!» Можно было предположить, что прадед видит чёрта перед собой и кричит на него, прогоняя. Или, с кашлем, выплёвывает каждый раз по одному чёрту, забравшемуся внутрь.

По слогам, вослед за бабушкой, повторяя «бе-ша-ный чорт!» — я вслушивался в свой шёпот: в знакомых словах вдруг образовались сквозняки из прошлого, где прадед был совсем другой: юный, дурной и бешеный.

Бабушка вспоминала: когда она, выйдя замуж за деда, пришла в дом, прадед страшно колотил «маманю» — её свекровь, мою прабабку. Причём свекровь была статна, сильна, сурова, выше прадеда на голову и шире в плечах — но боялась и слушалась его беспрекословно.

Чтоб ударить жену, прадеду приходилось вставать на лавку. Оттуда он требовал, чтоб она подошла, хватал её за волосы и бил с размаху маленьким жестоким кулаком в ухо.

Звали его Захар Петрович.

«Чей это парень?» — «А Захара Петрова».

Прадед был бородат. Борода его была словно бы чеченская, чуть курчавая, не вся ещё седая — хотя редкие волосы на голове прадеда были белым-белы, невесомы, пушисты. Если из старой подушки к голове прадеда налипал птичий пух — его было сразу и не различить.

Пух снимал кто-нибудь из нас, безбоязненных детей — ни бабушка, ни дед, ни мой отец головы прадеда не касались никогда. И если даже по-доброму шутили о нём — то лишь в его отсутствие.

Ростом он был невысок, в четырнадцать я уже перерос его, хотя, конечно же, к тому времени Захар Петров ссутулился, сильно хромал и понемногу врастал в землю — ему было то ли восемьдесят восемь, то ли восемьдесят девять: в паспорте был записан один год, родился он в другом, то ли раньше даты в документе, то ли, напротив, позже — со временем и сам запамятовал.

Бабушка рассказывала, что прадед стал добрее, когда ему перевалило за шестьдесят, — но только к детям. Души не чаял во внуках, кормил их, тешил, мыл — по деревенским меркам всё это было диковато. Спали они все по очереди с ним на печке, под его огромным кудрявым пахучим тулупом.

Мы наезжали в родовой дом погостить — и лет, кажется, в шесть мне тоже несколько раз выпадало это счастье: ядрёный, шерстяной, дремучий тулуп — я помню его дух и поныне.

Сам тулуп был как древнее предание — искренне верилось: его носили и не могли износить семь поколений — весь наш род грелся и согревался в этой шерсти; им же укрывали только что, в зиму, рождённых телятей и поросяток, переносимых в избу, чтоб не перемёрзли в сарае; в огромных рукавах вполне могло годами жить тихое домашнее мышиное семейство, и, если долго копошиться в тулупьих залежах и закоулках, можно было найти махорку, которую прадед прадеда не докурил век назад, ленту из венчального наряда бабушки моей бабушки, сахариный обкусок, потерянный моим отцом, который он в своё голодное послевоенное детство разыскивал три дня и не нашёл.

Дневник Галины Кучеренко[ред.]

Женщина пишет о своих чувствах к Эйхманису. Она предупреждала его о нарушениях и преступлениях охраны лагеря, а он отказался принимать меры, потому что сюда, на Соловки, присылали только штрафников. По словам начальника лагеря, вновь присланные будут такими же.

Галина рассказывает про свои детство и юность. Она окончила гимназию, поступала в университет, сразу приняла революцию, стала большевиком. С Эйхманисом Галя познакомилась в поезде Троцкого и полюбила его. Вскоре они стали близки, хотя она понимала, что он не любит её. Он привез её с собой в лагерь, но их отношения нестабильны; любовник многократно изменял ей с заключёнными женщинами.

Галина страдала от безразличия Эйхманиса, понимая, что он использует её. Она вступила в связь с заключёенным, которого выделял начальник. Женщина узнала, что Эйхманис женился и вскоре уезжает с Соловков. Она также собралась покинуть острова. На этом дневниковые записи обрываются.

Послесловие

Спустя много лет рассказчик заходит в гости к дочери Эйхманиса. Ненависти в нем нет. В великом эксперименте были здравые идеи и участники, считает он. От нее он получает дневники Гали Кучеренко. Та анализирует свои отношения с Эйхманисом, политические взгляды, раболепие и ненависть заключенных. Рассказчику известно, что Галю амнистировали через год. Роман заканчивается биографией Эйхманиса и других героев. Троянский дожил до старости, как и Захар, некоторые арестованы повторно, как Моисей Соломонович, Борис Лукьянович сбежал в Финляндию, а Артема Горяинова в 1930 году зарезали в лесу блатные.

Книга 1

Июль, лагерь в разоренном Соловецком монастыре (СЛОН). Василий Петрович Вершилин (он здесь второй год, «французский шпион») и 27-летний Артем Горяинов (студент-недоучка тут 2,5 месяца), в наряде на сборе ягод. Артем норму не выполнил. Значит, пайку ему урежут. Оба из 12-й (всего их 15) рабочей роты, расположенной в бывшей трапезной монастыря. В роте – ленинградский поэт-«антисоветчик» Афанасьев, их приятель. Под их нарами – беспризорник (Вершилин его подкармливает). Еще тут певец Моисей Соломонович, чеченцы. Казак Лажечников, поляк, китаец, малоросс, белый офицер Бурцев, денщик Самовар, крестьяне, фельетонист Граков. И уголовники. И фитили (доходяги). А еще взводный Крапин, ротный-грузин и десятник Сорокин.

Подъем в 5 утра. С ягод Артем пошел в наряд ломать кресты на кладбище. Лагерь при Эйхманисе полон контрастов: здесь сажают розы, за парты (есть школа), и в штрафной изолятор на Секирке. В лагере самый разный народ, но все стремятся уйти от общих работ, чтобы выжить. Артем пока от них не бегает: там лучше кормят. Василий Петрович ведет знакомство с владыкой Иоанном, знакомит с ним и Артема. Парень – атеист, но без фанатизма.

Вершилин первым подошел к новичку, взял на хранение посылку из дома. Так и сдружились. Артем все таит в себе. И страсть к поэзии тоже. Ему близок интеллигент Вершилин, любопытен Бурцев, знаток всего на свете, музыкант Мезерницкий. Однажды все они сходятся за общим столом в одной из келий.

Наряд на баланы (бревна для лесопилки) Артема измотал. Норма зверская, а кормят пшеном с треской. Справляются не все. Их бьют. Артему не по себе: уже нарвался на гнев Крапина, Сорокина, и еле отвязался от блатного Ксивы (пришлось делиться посылкой). Зато в паре с ним Афанасьев, весьма выносливый физически поэт. Силен и мужик Авдей Сивцев. Им выдают за ударный труд по пирожку. С капусткой.

Артем знакомится с питерцем Митей Щелкачовым, новым лицом в роте. Парень учится у Артема, как тут выжить. Вершилин выуживает 12-летнего беспризорника из-под нар. Совсем скоро мальчишку задушат. Крапин перед переводом на новое место устроил Артему с Митей наряды в «кремле».

Афанасьев подбрасывает Артему запрещенные карты. Его избивает Бурцев. У Артема истерика. Успокаивается он после беседы с отцом Иоанном. Он тоже в больничке. Для него срок – школа покаяния, вразумления, пересмотра совести. А жить всюду можно. Из больнички его вызывают в кабинет ИСО, к любовнице Эйхманиса Галине. Она хочет, чтобы он стал стукачом. Артем записывается боксером для спартакиады. Ее организатор – Борис Лукьянович. В новой роте Артем знакомится с ученым Троянским.

Подъем в 9 утра, походы в магазин, хорошее питание. Артем едва верит своей удаче. Его караулят блатные, но без толку. На планерке у Эйхманиса Артем вынужден при всех признаться, за что сидит. Он отцеубийца. Артем вхож и на посиделки у Мезерницкого. Там все те же: Василий Петрович, Граков (он теперь в газете), Моисей Соломонович. Философствуют о том, что в лагере все части народа увидели друг друга, поняли, притерлись, так сказать, боками.

Соперник для боя у него – одесский чемпион. Оба дерутся для гостей Эйхманиса. Эйхманис меняет судьбу умного «бытовика» Артема: его, Митю Щелкачова и Захара переводят искать старые клады острова. Артем узнает философию Эйхманиса: старинная земляная монастырская тюрьма была не лучше лагеря. Соловки – целый мир, особая цивилизация со своей иерархией, великий эксперимент по перековке человека. И уголовника, и политического, и проштрафившегося чекиста. И попов. Всем нашлось место. Со всеми работают. Предвзятости нет. Перевоспитание трудом.

И есть где потрудиться: десятки мастерских, заводы, скотные хозяйства, биосад, театры, музей икон. Эйхманис все больше входит в раж: корят питанием, медициной. Но кормят же, и лечат по мере сил.

В кабинете ИСО он обнимает Галину – она не сопротивляется. Теперь по бумагам он сторож в Йодпроме. Они регулярно встречаются. Через Вершилина Артем узнает новости: избитый Лажечников умер, Афанасьев теперь артист. На вечере у Мезерницкого идет разговор о том, что не писатели, а большевики дали народу почувствовать, что он велик, что он «может».

Правда, процесс этот болезненный. Как выздоровление. Артем слушает – и соглашается. Много общего с мыслями Эйхманиса. Василий Петрович напоминает ему, что баланы никуда не делись, и зверства тоже. Ему жаль, что Артем подпал под влияние начальника лагеря. Артем огрызается: тут все приспособленцы, не только он. Вскоре лагерь облетает новость: неудачное покушение Мезерницкого на Эйхманиса.

Обитель — Захар Прилепин читать онлайн бесплатно полную версию книги

123456789101112131415161718192021222324252627282930313233343536373839404142434445464748495051525354555657585960616263646566676869707172737475767778798081828384858687888990919293949596979899100101102103104105106107108109110111112113114115116117118119120121122123124125126127128129130131132133134135136137138139140141142143144145146147148149150151152153154155156157158159160161162163164165166167168169170171172173174175176177178179180181182183184185186187188189190191192193194195196197198199200201202203204205206207208209210211212213214215216217218219220221222223224225226227228229230231232233234235236237238239240241242243244245246247248249250251252253254255256257258259260261262263264265266267268269270271272273274275276277278279280281282283284285286287288289290291292293294295296297298299300301302303304305306307308309310311312313314315316317318319320321322323324325326327328329330331332333334335336Перейти

— На почте только наш длинногривый брат работает, — говорил шёпотом владычка, посмеиваясь. — Я уговорил!.. А то, я вижу, к твоей посылке слишком много рук тянется. Главное, чтоб она попала к тебе, а дальше ты, милый, сам решишь, кого стоит угостить, а кого нет. И не сердись на них! Филиппа не обижай — он с работы, раненый, с поломанной ногой, нёс огромный пень, упал, потерял сознание от боли и усталости. Пролежал день. Администрация думала: сбежал, искали с собаками. Как нашли — собаки ещё раз ногу порвали. Потом его допрашивали два дня. Потом бросили в глиномялку. Пока разобрались, что не по вине наказывают, — там началась такая болесть, что пришлось резать ногу. И теперь ему без ноги скакать до самыя смерти! Ты добрый, не кори его за его пустословие. Через своё пустословие он тоже движется к Богу… И на Жабру не сердись! Легко ли человеку с таким прозванием жить? Он ведь тоже создан по образу и подобию — а его все Жаброй зовут, хуже собаки — так и собаку никто не назовёт, милый… И не обозлись за весь этот непорядок вокруг тебя. Если Господь показывает тебе весь этот непорядок — значит, он хочет побудить тебя к восстановлению порядка в твоём сердце. Всё, что мы с тобой видим, — просвещение нашего сознания. За то лишь благодарить Господа надо, а не порицать!.. Ну, иди, иди к своим дарам.

Потрошить посылку на виду у всех Артём посчитал совсем лишним, но удержаться от того, чтоб съесть конской колбасы, не смог.

Откусил раз, откусил два — и встретился глазами с Жаброй. Тот выглядел обескураженно.

Артём не стал отводить взгляда и яростно оторвал зубами ещё кусок колбасы. Не глядя порыл рукой в мешке, нашёл по запаху связку сушёных яблок — достал и закусил колбасу ими.

Жабра поманил Артёма, указав на двери в коридор.

Тот со счастливой улыбкой кивнул: иду, иду немедленно, дорогой товарищ.

— Не ходи никуда, милый, — позвал его владычка, но было поздно. Артём так и вышел в коридор с колбасой и яблоками.

— Ты не понял, фраер… — начал Жабра.

— Как же не понял, — удивился Артём. — Всё я понял.

Связку яблок он взял в зубы, чтоб не мешали.

Жабра ловко нырнул от первого удара, но второй — с левой — поймал. Незадача состояла в том, что в левой была ещё и колбаса, и удар был слабый. Ответный Артём получил по рёбрам — кажется, Жабра понимал, куда бьёт. Было так больно, словно одно ребро отломилось и воткнулось куда-то в самую нежную мякоть.

Артёма повело. Он выплюнул яблоки. В глазах отекало. Жабра норовил теперь попасть в висок, причём пальцы держал, как птица — когти.

«Он нитки на виске хочет развязать… — с дурашливым страхом осознал Артём. — Развяжет нитку, и башка моя… как ботинок… раззявится… всё вывалится…»

Яблоки под ногами хрустели.

Кто-то выскочил из палаты, зашумел: «Эй! Дурни! Эй!»

Артём заметил, как монах идёт по коридору, в руке полено — тоже по их душу.

Пугнул левой, ушёл от удара под рукой Жабры так, что оказался у него за спиной, и всадил ему правой, крюком, в затылок.

Дверь в палату была открыта, и Жабра туда влетел и загрохотал где-то там.

Артём подхватил с пола колбасу, яблоки было уже не собрать, и поспешил вослед за Жаброй.

Монах, поняв, что не поспевает, с размаху кинул поленом — как будто всю жизнь жил с ним и ненавидел его и вот решил выбросить.

Полено ударилось в стену так, что треснуло.

* * *

Температура опять была высокая.

Зато спал как рыба во льду: крепко, не слыша ничего, никого не помня.

Утром набрал съестного — понёс владычке Иоанну.

Похожие книги

Эшелон на Самарканд Яхина Гузель Шамилевна

Тренировка заключенных (ЛП) Вэйд Пол

Один день Ивана Денисовича Солженицын Александр Исаевич

Убить пересмешника Харпер Ли

Я дрался в СС и Вермахте Артем Драбкин

Живём ли мы свой век Углов Федор Григорьевич

«Обитель» Прилепина

750 страниц за два дня… Вы же понимаете, что я не могла об этом не написать?Роман читается на одном дыхании.

Но книга сильна не только сюжетом, не только лагерной темой.

В центре романа — Артём Горяинов, человек далеко не идеальный: он способен на трусость, мстительность, злую иронию; многие поступки его отнюдь не добродетельны; погружаясь на самое дно, он лишается способности сострадать («Человек человеку — балан»). Артём — не жертва доноса, он осуждён не за убеждения или необдуманно сказанное слово. Он отбывает срок за убийство отца.

Обида на отца кажется неотделимой от обиды на Бога. Обожание и ненависть, нежелание думать, вспоминать — и непрерывный диалог. Стремление отвергнуть, отринуть, отрицать — и горечь вины.

Мотив вины — всеобщей, экзистенциальной — заимствован Прилепиным из литературной традиции 20 века. Нет невиновных, каждому есть за что каяться, но лучше о своей вине молчать, не вспоминать о ней, а то «душа надорвётся».

Особенно сильными показались несколько сцен, как раз таких, где «надрывается» душа. Одна из них — сцена покаяния в церкви на Секирке. Колокольчик, несущий весть о смерти, доведённые до исступления грешники, уродливые гады, которые лезут отовсюду, подгнившие рыбины, сыплющиеся из живота Артёма, — вот где он, пресловутый босховский размах.

Другая — предшествующая ей: малец с голубиными лапками, голосящий «Кулёшика, ам!», снова — колокольчик, чекист, который не может разобрать фамилию на листке, молитва Василия Петровича, идущего на расстрел.

Вслед за классиками мировой литературы Прилепин показывает, что ад — внутри самого человека, внутри каждого человека. Не надо думать, что зло совершают какие-то плохие люди, что оно разлито где-то вовне. «Каждый человек носит на дне своём немного ада: пошевелите кочергой — повалит смрадный дым».

Прилепин — мастер гротеска. Пиры в лагере: палец с грязным ногтем придерживает белый, разнежившийся лепесток шпика, разговоры о символистах и каторжный труд, поэт — карточный шулер, два лица Василия Петровича, Осип, собирающийся жить в тюрьме с мамой, и Артём, для которого мысль о встрече с матерью мучительна, Христос, раскачивающийся словно на качелях в гробовой тьме, — на каждой странице находится подтверждение однажды прозвучавшей фразе о том, какое странное место — Соловки. Картины вывернутой наизнанку реальности, а также портреты юродствующих и близких к сумасшествию людей получаются у Прилепина по-настоящему яркими.

В романе много в хорошем смысле «узнаваемых» эпизодов, таких, которые делают книгу Прилепина частью литературной традиции. Диалоги героев — о добре и зле, о Боге, об истории, о литературе — напоминают философские споры героев Толстого, Шолохова, Пастернака. Символические сны героя («Самые важные вещи понимаются на пороге сна») порой трудно отделимы от напоминающей страшный сон яви. Есть и образ привлекательного злодея — Эйхманис, и тема любви к человеку, облеченному властью, сильному, харизматичному. Восхищение перед ним, пусть и невольное. Тайное желание понравиться ему, поговорить с ним, объясниться, быть услышанным, понятым.

Тот случай, когда, чем привлекательнее, тем страшнее.

Страшно сильная книга.

Katia

Уважаемый Захар, была на встрече с вами и Варламовым в Экс-ан-Провансе, и вы очень любезно согласились с нами сфотографироваться. К чему это я? По свежим следам, хотела бы выразить вам радость от прочитанной за два вечера «Обители». Понимаю, что в отзывах у вас нет недостатка, но что же делать. 

По линии отца мои предки из духовенства и, представьте себе, один из них поменялся местами с молодым священником, на которого выпал 10 номер и, следовательно, расстрел. Удивительно. Но, разумеется, это не главная причина, по которой ваша книга хороша. Она просто родная, в каких-то даже мелочах — как там у Василия Петровича сказано: »… взрослый мужчина, не способный на подлость или, в крайнем случае, убийство, выглядит скучно»? Точно. Ну, не буду, как говорят французы, «держать вас за ногу». Спасибо за появившийся у меня интерес к тому, что пишется на русском языке сейчас. Ваш приятель Быков действовал на меня противоположно…

Галина Бениславская (1897 — 1926)

Фото: Канал «Россия 1»

Прилепин не отрицает, что образ сотрудницы информационно-следственного отдела Галины Кучеренко — собирательный. С нотой ахматовской интимности в книге даны дневники (литературная мистификация) роковой надзирательницы, образ которой в «Обители» наполнила эротизмом, словно в сериале «Содержанки», актриса Александра Ребенок. Автор придумал дневниковые записи мелодраматического содержания для более полного понимания образа Эйхманиса, любовницей которого и была чекистка.

Очевидно, он держал в голове и образ Галины Бениславской, выписывая Кучеренко, — она была гражданской женой Сергея Есенина, тоже незримо присутствующего в «Обители» в упоминаниях и диалогах. В последние годы жизни поэта она вела его литературное хозяйство и покончила с собой на могиле Есенина спустя год после самоубийства поэта. Кучеренко и Бениславская — ровесницы, даже гимназию окончили в один год — 1917-й.

Историю романтических отношений надзирательницы и осужденного, которая легла в основу сюжета сериала, Прилепин услышал от соловецкого гида.

Кстати

В «Обители» есть и другие исторические личности: упомянутый чекист Глеб Бокий, писатель и врач Борис Солоневич, публицист и издатель Владимир Бурцев, один из основателей ГУЛАГа Нафталий Френкель, сдавший Колчака революционер Моисей Фельдман, журналист «Правды» и автор некролога Есенину в «Красной газете» Георгий Устинов, священник и богослов Павел Флоренский и другие. Все они есть в романе, но далеко не все — в сериале.

«Обитель», среда — четверг/21.20

* Шестисерийную, продюсерскую, версию «Обители» покажут в эфире за четыре дня, а на платформе Smotrim.ru представлена восьмисерийная, режиссерская, версия проекта.