«сердце хирурга» и еще 5 книг о врачах, пациентах и их борьбе

Биографическая справка

Детство и юность

Отец Ф.Г. Углова работал масленщиком на пароходе «Каролонец». Из-за частых переездов пропустил занятия в первом классе школы, занимался дома с сестрой и братом. Лишь когда семья осталась зимовать в Алексеевском затоне, был принят сразу во второй класс приходской школы.

В 1923 окончил учительскую семинарию и отправился в Иркутск, решив стать врачом. Преодолеть 1100 километров ему удалось за 22 дня.

Легко поступил на медицинский факультет университета. После 1-го курса нанялся на сплав груженых карбасов (нечто среднее между плотом и баржей) по реке Лене, после второго устроился дежурным фельдшером в больнице Киренска, поближе к родителям.

На 4-м курсе группу отличников медицинского факультета наградили поездкой в Ленинград. Вернувшись в Иркутск, Углов тяжело заболел, пропустил много занятий. Тогда его жена Вера предложила перевестись в Саратовский университет — на Волге климат мягче.

Врачевание

Получив диплом, Федор Григорьевич работал участковым врачом в селе Кисловка Нижневолжского края (1929), затем — в селе Отобая Гальского района Абхазской АССР (1930–1933) и в больнице имени Мечникова в Ленинграде (1931–1933). По окончании интернатуры в городе Киренске работал главным врачом и заведующим хирургическим отделением межрайонной больницы водников (1933–1937).

В 1937 Углов поступил в аспирантуру Ленинградского государственного медицинского института усовершенствования врачей. После защиты кандидатской диссертации он работал ассистентом (1940–1943), доцентом (1944–1950) кафедры хирургии этого института. В период советско-финляндской войны Федор Григорьевич служил старшим хирургом медсанбата на Финском фронте (1940–1941), в годы Второй мировой войны — начальником хирургического отделения военного госпиталя. Пережил 900-дневную блокаду Ленинграда. На протяжении всего этого времени он работал в осаждённом городе хирургом, начальником хирургического отделения одного из госпиталей.

Достижения

В 1949 защитил докторскую диссертацию на тему «Резекция легких». С 1950 работал на кафедре хирургии Первого медицинского института имени академика И. П. Павлова (ныне — Санкт-Петербургский государственный медицинский университет). Более 40 лет руководил кафедрой госпитальной хирургии, создал большую хирургическую школу.

Федор Углов считается пионером сердечной хирургии в Советском Союзе. Одним из первых в СССР (1953) разрабатывал методы хирургического лечения пороков сердца, успешно выполнил сложнейшие операции на пищеводе, средостенье, при пертальной гипертензии и др. Многие его монографии переведены на иностранные языки.

Просветительская деятельность

Наряду с врачебной деятельностью Углов широкую просветительскую работу. Ещё в 1950-х х Фёдор Григорьевич начал борьбу за трезвость в стране: читал лекции, писал статьи, письма в ЦК и Правительство. В 1974 в свет вышла его первая художественная книга «Сердце хирурга».

С 1988 — бессменный председатель «Союза борьбы за народную трезвость».

Награды и звания

Профессор Санкт-Петербургского университета им. И.П.Павлова, доктор медицинских наук, действительный член Российской академии медицинских наук, Международной славянской академии, Петровской академии наук и искусств, председатель Петербургского общества хирургов и Союза борьбы за народную трезвость.

Автор более 600 медицинских монографий, более 200 статей в художественно-публицистических журналах, многих художественных книг. Удостоен звания лауреата Ленинской премии (1961) за разработку хирургических методов лечения заболеваний лёгких, премии Склифосовского, Первой национальной премии «Призвание» в номинации «За верность профессии» (2002), международной премии святого Андрея Первозванного в номинации «За веру и верность» (2003), премии им. А. Н. Бакулева. Лауреат конкурса «Золотая десятка Петербурга — 2003» в номинации «За честное служение Отечеству» (2004).

Награждён орденами Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, «За заслуги перед Отечеством» 4-й ст., медалями «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «Изобретатель СССР», золотым значком Минздрава РФ (2003). Ф. Г. Углов занесён в Книгу рекордов Гиннеса как старейший практикующий хирург в России и СНГ.

ЖИВЁМ ЛИ МЫ СВОЙ ВЕК (В соавторстве с И. В. Дроздовым. 1983)

При нерадивом отношении к своему здоровью можно быстро израсходовать жизненные силы, даже если человек находится в наилучших социальных и материальных условиях. И наоборот. Даже при материальных затруднениях, многих недостатках разумный и волевой человек может надолго сохранить жизнь и здоровье

Но очень важно, чтобы о долголетии человек заботился с молодых лет… Если жизнь человека наполнена интересным и полезным содержанием, если человек соблюдает элементарные правила гигиены, режим труда, отдыха и питания, часто общается с природой, не курит и не пьёт, занят любимым делом, живёт в здоровой семейной и бытовой обстановке, избегает излишеств, ведёт честную открытую жизнь и не испытывает угрызений совести, внутреннего страха, занимается физическим трудом, закаляется зимой и летом, то можно смело утверждать, что жизнь такого человека будет радостной, здоровой и длительной

Ничто так не тяготит человека и пагубно не отзывается на его здоровье, как разлад с совестью, его собственные неблаговидные поступки, чёрная зависть.

Скачать в документе Word (архив, 221 Кб)

Школа сострадания: книги о тех, кто живет с тяжелыми заболеваниями

В марте я отключила интернет на телефоне, отпросилась на неделю на работе и в бессилии легла на диван. Было совершенно непонятно, как жить дальше, если я так плохо себя чувствую. Но память помогла мне встать с дивана, дойти до книжной полки и взять ЖЗЛовскую биографию Антона Чехова.

В марте 1887 года Чехова госпитализировали — усилились туберкулезные процессы. И после этого болезнь начала диктовать ему условия: то говорить ему нельзя, то сил совсем нет, а то надо ехать жить в другой регион. Я знала про домик в Ялте — ну как не знать; но даже не догадывалась, что Чехов роптал и жаловался, что писал друзьям о том, как ему тяжело быть в Крыму, когда в Москве бурлит и торопится вдохновенная культурная жизнь.

Вот и я говорю: тяжко сидеть дома без сил, когда не успела принять решения отказаться от культурных благ. Когда тебя ограничили без ведома.

Менять жизнь по указке провидения — это общечеловеческий, конечно, опыт. Но тяжелое заболевание — это не то что событие present perfect, единовременное и с результатом. Болезнь — это процесс. Неприятный процесс. Очевидный процесс сокращения жизни.

Биография Чехова — не единственная книга о героических болезненосцах, какую я читала. Я знаю целых три убедительных, точных, сильных книги об этом, которые нужно скорее прочитать, чем нет, потому что они учат состраданию и помогают принять то, что под принятие совсем не подходит.

1. Ирина Ясина, «История болезни. В попытках быть счастливой»

Эта книга посмотрела на меня с полки в атмосферном несетевом книжном магазине, и вышли мы на улицу уже вместе.

«История болезни» — только на это и откликнулось во мне, но достаточно. Если женщина пишет о том, как она старается быть счастливой, имея ограничения, — она делает то же, что я. И в этом смысле не имеет значения то, что у нее — рассеянный склероз, а у меня нездоровая кровь.

Ирина честна, неутомима, сильна, умна даже тогда, когда сидит в инвалидном кресле. Энергию своей боли она превращает в созидательную силу помощи, и в этом она для меня — поддержка и пример. Ну и в том еще, что она — журналист и правозащитник 24 часа в сутки вне зависимости от самочувствия.

2. Наталья Кантонистова, «Все так умирают?»

Книга с тревожной желтой лампочкой: очень трагичная и очень литературно обработанная история болезни (лейкоз) и умирания молодой девушки, написанная ее мамой.

Об этой книге я подробно писала для фонда AdVita; по ней же фонд делал проект с участием известных актрис, журналистов и общественных деятелей («Книга о Женечке»), так как с этой истории пятнадцать лет назад началась работа фонда.

Читая, я катилась на санках с крутой горки, недомогала от волнения; но если не пытаться представить себя на месте героинь, как учиться состраданию и наращивать палитру чувств, необходимых для принятия?

3. Юлия Кузнецова, «Выдуманный Жучок»

Книга для детей и подростков, которую дала мне друг и коллега — детская писательница. «Ну, раз ты теперь только про больницу читаешь, то вот, держи», — и протянула мне маленький сборник «рассказов о больничной жизни».

У главной героини почти с рождения установлен шунт в сердце, и это значит, что ее жизнь зависит от этого приспособления; что раз в несколько лет по плану она ложится в больницу, а если что не так — то экстренно. Причем на отделение нейрохирургии, где лечатся в том числе дети с раковыми заболеваниями мозга.

Вот так в рассказах — больничная жизнь двух девочек-подростков, которые думают о здоровье, времени и смерти совсем не то, что их ровесницы, а нейрохирург для них не менее важен, чем мама и папа.

Я нашла в этой книжке больше, чем искала; не только опыт больничной жизни других людей, но и краски мироощущения себя в болезни — тут взрослые и подростки удивительно похожи. Я похожа на этих девочек, хотя гораздо старше, а они — на меня: нам и страшно и не страшно одновременно, потому что болезнь ведет себя, как хочет, но рядом с нами — семья, друзья и врачи, которые делают жизнь счастливее.

Федор Углов. Сердце хирурга

Глава I

Радостно было видеть бодрые, повеселевшие лица прохожих – без оружия, без противогазных сумок. Надписи на стенах зданий – с указателями ближайших бомбоубежищ, с предупреждением об угрозе артобстрела – были уже вчерашним днем, тускнели, не подновляемые за ненадобностью краской, и со спокойной деловитостью бежали по улицам автофургоны, помеченные такими будничными и такими дорогими словами: «Хлеб», «Продукты», «Овощи»…

Как волновал он, послеблокадный Ленинград!

У трамвайной стрелки пожилая женщина в брезентовой куртке, по виду заводская работница или строитель, удерживала за плечи рыдающую девушку, а та вырывалась и сквозь слезы твердила: «Нет, нет, нет!..»

Я подошел к ним, спросил, не нужна ли помощь – я врач…

– Никто не поможет мне, никто! – крикнула девушка.

– Глупая! Сумасшедшая! Легла бы под трамвай! – Женщина ругалась и в то же время успокаивала девушку, говорила, что теперь, когда одолели войну, можно поправить любую беду…

– Да, да! – поддержал я, хотя по сбивчивым словам девушки, по затрудненному и специфическому дыханию понял всю безнадежность состояния ее здоровья и все же сказал твердо: «Не делайте глупостей, мы вас вылечим!»

Назвал адрес нашей клиники.

На что надеялся я, обещая незнакомой мне тогда Оле Виноградовой исцеление, избавление от невыносимых мук? Утешить ее, удержать от необдуманного поступка – это было, пожалуй, единственное желание. Ведь мы еще не делали операций, которые могли бы вылечить Олю, мы только нащупывали пути к ним.

Когда же девушка на следующий день пришла к нам, мы, подтвердив для себя клинически серьезность ее болезни, услышали горький рассказ-признание…

Накануне Оля добилась приема у заведующей терапевтическим отделением районной поликлиники.

Заведующая встретила холодно. Она понимала, что ничем не может помочь, и, наверное, от сознания собственного бессилия говорила резко, с досадой:

– Эффективных методов лечения вашей болезни нет. Но все, чем современная медицина располагает, вам назначим…

– Плохо мне, – еле сдерживая слезы, сказала Оля. – Это же невозможно – заживо гнить и неизвестно чего ждать! Ехала к вам, раскашлялась в трамвае – все сразу отхлынули от меня. Такой запах! И вы вот – я же вижу – отворачиваетесь… Как жить?

– Будьте терпеливы, – сказала заведующая, – вас, повторяю, лечат.

– А мне все хуже!

– А вы что ж – на чудо надеетесь?

Заведующая спросила раздраженно и тут же, стараясь смягчить свой безжалостный вопрос, поспешно добавила:

– Успокойтесь, Виноградова. Ступайте к своему участковому врачу – она поможет, сделает все, что в ее силах…

Домой Оля возвращалась, не видя дороги, не замечая ни встречных людей, ни звонкой весенней капели, ни поголубевшего, как бы раздвинувшегося от этой голубизны неба. Ей двадцать второй год, а вокруг – пустота. Проклятая болезнь! Она убивает не только организм; она убила все былые надежды, мечты – об институте, счастливых днях, заполненных работой, отдыхом, когда можно пойти в театр или с компанией друзей уехать за город, в лес… Да только ли это! Как многообразна, содержательна жизнь… для других, но не для нее! Одна лишь Надя, любимая сестричка, утешительница, рядом…

Но почему так несправедливо тяжела расплата за минуты давнего легкомыслия?!

…Светлый, солнечный день поздней осени. Оля вернулась из школы, пообедала в одиночестве – мама и сестра были на работе – и побежала к подруге, за два квартала, на их же улице.